Тело заключенного сделало еще два шага, затем упало на колени. Лицо застыло в гримасе изумления, в которой терялась даже боль. Оставшийся целым глаз удивленно смотрел на руку, да так и остекленел. Тело покачнулось, когда палач спрыгнул на пол, а затем упало на пузо, подмяв под себя воткнутую в лицо руку. Зал, затихший в последний момент, взревел кровожадной радостью. Под этот счастливый рев Коноховец освободил из захвата свой протез, и, критически осмотрев его, уходя с ринга, попытался снова закрепить на руке.
— Еще три боя, — задумчиво произнес старец, — да, ради этого стоило приехать.
— Нравятся подобные зрелища? — спросил Муи.
— В них есть определенная красота.
Рьюзецу вздрогнула, но попыталась сделать вид, что ничего не произошло. Она не любила таких зрелищ, и была искренне не согласна с тем, что в них есть хоть какая-то красота.
Надзиратели убрали тело, но не стали стирать кровь. Бои продолжались, но они терялись, казались неинтересными, скучными. Зрители ждали главного зрелища — следующего боя палача.
— Следующие противники будут сильнее предыдущих? — спросил старец.
— Да, я специально так составил турнирную таблицу, — кивнул Муи, — а что?
— Раз этот Коноховец имеет такое значение в вашей работе, вам бы стоило быть уверенным в том, что он выживет.
— Он выживет, — уверил хозяин тюрьмы.
На ринг вышел бывший шиноби Кумогакуре. Темнокожий жилистый парень, так же, как и Кьюджин, не одевший рубахи, обходясь только потертыми шортами. Коноховец так же вышел на ринг, встав напротив соперника. Судья объявил бой, и Кумовец сразу двинулся по кругу, будто танцуя на ходу.
Кьюджин осторожно пошел на сближение, но заключенный сам резко приблизился. Вместо привычных атак, заключенный резко присел, опираясь на руку, и круговым движением ногами попытался свалить Коноховца. Движения Кумовца перетекали из одного в другое, то приседал, перетекал в стойку, резко разворачивался, нанося удары ногами, то переворачивался, вставая на руки, и продолжая атаковать ногами. Кьюджин лишь отступал, примеряясь к стилю противника.
И вот, пропустив пару ударов, Коноховец попытался контратаковать. Но Кумовец лишь продолжал двигаться, и атаки не останавливались. Пропускать все атаки пусть и крепкий, но все же уязвимый Кьюджин не мог, блокировать не успевал, так что ему пришлось вновь отступить.
— В прошлый раз он уступал в силе, в этот раз в скорости, — высказался старец.
Муи отрицательно покачал головой:
— Не совсем. В прошлый раз у противника Коноховца было превосходство по массе. Но, ни один удар не причинил ему никаких видимых повреждений. Сейчас же его противник выглядит быстрее и ловчее. Однако это скорее следствие скованности движений, вызванной протезом, заменяющим руку.
Темнокожий напирал, заставляя Кьюджина отступать. Коноховец уходит от одного удара, от второго. Зал затихает, как зверь, почуявший кровь. На очередном ударе Кьюджи ловит ногу Кумовца в жесткий захват своей ногой, наносит резкий удар по лицу, чтобы дезориентировать, кладет руку на плечо и упирает локоть в грудь противника. А затем одним движением разворачивает верхнюю половину тела Кумовца на двести градусов относительно нижней.
Еще живой противник вздрагивает, и из его рта начинает течь кровь. Кожа натягивается, едва не разрываясь на ребрах. Кьюджин отпускает захват и отходит, позволяя темнокожему упасть на пол. Тело Кумовца продолжает конвульсивно вздрагивать, руки и ноги дергаются, пальцы скребут пол. Он еще пытается вдохнуть, или наоборот выдохнуть, но бой уже закончен, и трибуны вновь взревели, одобряя очередную смерть.
— Что же, в изобретательности ему не откажешь, — одобрил старец.
Оставалось всего три поединка. И, если все продолжиться именно так, у палача будет еще две жертвы.
Следующий поединок оказался наиболее скучным из всех. Противники не старались победить, они старались проиграть. Ни один, не второй совсем не желал в финале встретиться в Кьюджином. И умереть от его рук.
— Он добился того, чего хотел, — констатировал старец, — страх. Почти животный ужас сковал его противников. И те, кто уже выбыл из турнира, рады этому.
Но бой заканчивается, и под овации трибун, на ринг снова выходит Коноховец. Выходит и его противник. Нервный, постоянно посматривающий на судью и на ложе Муи. Снова крепко сложенный мужчина. Куноичи не проходят выше претендентов, обычно, так что в турнире участвуют мужчины. Так и этот, потирая руки, замотанные полосками ткани, он нервно выходит на ринг. Кьюджин потягивается. Для него этот мужик — лишь еще один труп в длинной череде таких же трупов.
Судья начинает схватку. Коноховец не спеша сближается, навязывает рукопашный бой. Заключенный опасливо пятиться уходит от атак. Немного комично смотрится калека, гоняющий рослого мужика по рингу. Но вот Кьюджин становится серьезным, и удары становятся жестче, быстрее. Заключенный пропускает удар в голову, и последовавший сразу за ним удар коленом в грудь. Пятиться, держась за место удара. Ему больно. Мучительно больно, и еще более мучительно страшно. Но Коноховец продолжает наседать, и заключенный пропускает один за другим удары в грудь. Удар за ударом. Ему больно, на его коже возникают следы от ударов, но Коноховец лишь продолжает танцевать рядом, сыпать ударами. Публика напряженно ждет. Ждет, предвкушая красочный, кровавый финал. Этот противник был побежден еще до того, как вышел на ринг.
И вот он пропускает очередной удар в голову, едва не теряя равновесие, но Коноховец хватает его за горло, ударом в пах сажая на колени. Затем удар по голове, чтобы окончательно дезориентировать. Обходит противника со спины. Заключенный, как на заказ, сидит лицом Муи. И хозяин тюрьмы понимает, что сейчас что-то произойдет.