С разговора о Кьюджине прошло два дня. Прошли они спокойно. Заключенные обходили Тринадцать-девятнадцать стороной, двойку тоже. Один раз нарывались на драку, но Коноховец мериться достоинствами не стал, просто спросил у Заку, считается ли это санкционированной дракой. Двойка, найдя взглядом надзирателей, спокойно наблюдающих за развитием ситуации, кивнул: "считается". И все. Быстрый удар в нос и резкий захват руки, закончившийся хрустом кости. Все. Чуть позже он проинструктировал Двойку, что ни с кем договариваться не собирается, и ни в какие банды вступать тоже не будет. А самых непонятливых порвет на лоскуты. Что Двойка чуть позже и объяснил остальным. Заключенные были недовольны, но рисковать не хотели. Да и не было никого серьезного в первом и втором корпусах.
Теперь оставалось только ждать приглашения на бой. И, насколько понимал Заку, приглашение скоро последует.
— Попытки побега были? — неожиданно спросил Кьюджин.
Завтрак уже почти закончился, но Коноховец клал и на заключенных, и на надзирателей. Первые его боялись, вторые терпели, потому что Тринадцать-девятнадцать не создавал проблем. Вообще. Всегда был на виду, не нарушал правил, не устраивал драк и погромов. Это было куда лучше постоянно пытавшихся затихариться и напакостить уродов, составлявших подавляюще большинство контингента первых двух корпусов.
— При мне — нет. Да и не слышал я ничего такого.
Кьюджин продолжил задумчиво смотреть куда-то в окно, и Двойка решил добавить:
— Помнишь мост, по которому вы сюда пришли? Внизу течения. Течения настолько сильные, что даже для шиноби большая проблема удержаться на плаву. Плюс острые скалы, да и живность там плотоядная водиться. Но самое главное — печать. Отойдешь слишком далеко — и она тебя сожжет.
Кьюджин хмыкнул:
— Думаешь, из-за этого никто не пытается сбежать?
Двойка кивнул:
— Ну-у-у… Да.
— Нет, не из-за этого.
Заку задумался. Но понять ход мыслей Коноховца не смог:
— А из-за чего?
— Обычно побеги устраивают те, кто недоволен условиями, и верит в то, что сможет всех перехитрить и удрать. Про бесхребетное дерьмо и всякого рода извращенцев, которым практически заполнены первые два корпуса, я не говорю. Одни просто ни на что не способны, а другим здесь даже лучше, чем на воле. Но вот те, кто готов сражаться. Что они делают?
Двойка понял:
— Пытаются попасть на арену.
Кьюджин кивнул:
— Именно. Что происходит с тем, кто становиться самым лучшим?
Бывший Звуковик неуверенно пожал плечами:
— По слухам — его освобождают. Те, кого никто не может победить, исчезают. А те, кто им подчинялся, рассказывают, что заключенных отпускают, — предупреждая скептический взгляд Коноховца, Двойка поморщился, — мне самому в это не верить, но…
— Чем выше ты поднимаешься, как боец, тем лучше у тебя становятся условия. И тем сильнее ты веришь, что, забравшись на самый верх, получишь все. Надежда. Вот самая лучшая и самая прочная цепь, что держит людей здесь, не смотря на то, что это клетка. Тюрьма. Тебя тоже. Ты задумывался о суициде, пока не появилась возможность попасть мне под крыло?
Заку помрачнел. Опровергнуть слова Кьюджина было нечем. Но в целом Двойка был сейчас вполне доволен жизнью. Коноховец проблем не создавал, окружающие проблем не создавали. Благодать. Глоток свежего воздуха, впервые за долгое время.
— Можно вопрос?
— Не факт, что отвечу, — ответил Кьюджин.
— Зачем ты велел передать о том, что являешься Кьюджином. И о Суне, об убийстве Хокаге? Они же могут на тебя всех собак спустить за это.
Но Тринадцать-девятнадцать отрицательно покачал головой.
— Они не поверили. Слишком бредово звучит, и ребята наверняка сочли, что я лгу.
— Уверен?
— Ага. Хочешь, чтобы тебе не поверили — скажи правду, — Коноховец перевел взгляд на Заку, — Когда я попал сюда, обо мне начали собирать информацию. Однако, учитывая мою профессию, хер бы они много насобирали. Слухи только. Но копать бы не прекратили. И что-нибудь да нашли бы. А мне есть, что скрывать.
Двойка хмыкнул:
— Помимо того, что ты мне наговорил.
— Ага, — кивнул Кьюджин, — Зато теперь я дал им легенду. Поверили они в нее или нет, не важно. Они не будут копать. Теперь они будут ждать. Мне так удобнее.
Заку отложил еду и задал самый важный для него вопрос:
— Ты абсолютно уверен в том, что не просидишь здесь долго? И выбираться ты явно не через арену собираешься.
Взгляд Коноховца стал насмешливым:
— Хочешь, чтобы я вытащил тебя вместе с собой?
Двойка нервно кивнул:
— Да… То есть… Это вообще возможно?
Тринадцать-девятнадцать безразлично пожал плечами:
— Все зависит от способа, которым я буду уходить. Если через вызов от Конохи — то вполне. Ты же у нас был пойман, и нами же сюда отправлен, верно?
Заку кивнул.
— Ну, а если все же побег… Там, как получиться.
Двойка настороженно покосился на надзирателей:
— У меня ощущение, что ты говоришь все это не всерьез.
— Кто знает, — неопределенно протянул Кьюджин, — а это за нами.
К столу подошли три надзирателя.
— Тринадцать-девятнадцать. Идем с нами. Ты, — надзиратель перевел взгляд на шестерку, — тоже.
Событие, которого Двойка дожидался так долго, оказалось каким-то… будничным. Ни надзиратели, ни Кьюджин никуда не торопились. Спокойно покинули столовую и двинулись прямо по улочке в сторону девятого корпуса. Заключенные косились, но не особо сильно. Кажется, даже у них не было сомнений, что Коноховец пройдет отборочные бои.