Однако тревога не покидала старика. Было предчувствие. Предчувствие чего-то очень нехорошего. Хирузен приподнялся на локтях, всматриваясь в темноту комнаты. Слишком он стар, даже очертания мебели видит с трудом. Но все же…
— Ты пришел ко мне за советом? — предположение, что в комнате находится кто-то еще, было ничем не подтверждено.
Ничем, кроме чутья, которому Хирузен привык доверять за долгие годы.
— Советом? Нет, скорее за ответами на пару вопросов.
Плохой знак, когда подчиненные посреди ночи приходят за ответами на вопросы к своим начальникам.
— Я старый человек, мне нужно хорошо высыпаться, Като-кун.
Хирузен пытался определить, откуда идет голос, но не мог. Казалось, говоривший сидит прямо перед ним, рядом с кроватью.
— Ничего, — участливо ответил Като, — как только я уйду, вы крепко уснете.
По спине Хирузена пробежал холодок. Насколько крепко? Смерти он не боялся, но вот умереть прямо сейчас, когда столько всего необходимо сделать…
— Ну, хорошо хоть, на старости лет не потерял чутье.
— Видимо, говорить о том, что яд я уже ввел, не стоит, так?
Насмешка была мелочной и неприятной, но…
— Не ожидал, что ты придешь за мной, Като-кун.
Хирузен пытался придумать, сможет ли он что-либо сделать.
— Да ну? Опыт моего предшественника вас ничему не научил?
— Я думал, ты разумнее, чем Итачи-кун.
Като хмыкнул:
— Ну, сначала я подумал, что стоит вырезать весь клан Сарутоби. Чтобы раз и не всегда освободить Коноху от алчущих власти идиотов. Но, передумал.
— Мальчишка, ты ничего не понимаешь!
— Не понимаю? Да! Я не понимаю, как можно заказать убийство собственной ученицы, Хирузен. Этого мне не понять. Или вы двое думали, что я вот так запросто предам того, кому поклялся верно служить?
Хирузен скривился:
— Не говори мне о клятвах, сопляк! Твой подростковый идеализм, твое безрассудство обернется для Конохи катастрофой, какую ты себе и вообразить не можешь!
Като, сидевший на стуле всего в каком-то метре от Хирузена, оторвался от спинки и навис над стариком.
— Не могу вообразить, значит? Не могу вообразить войну, в которую нас сможет втянуть ваш друг? Так я успел повоевать, с масштабом растет только количество жертв. Не смогу вообразить гибель Конохи? Так разрушение Суны я устроил своими собственными руками. Или вы что-то знаете о будущем? О том, что начнется еще одна резня мирового масштаба? — Като снова откинулся на спинку, — не смешите. Я знаю историю, и знаю, что Скрытые Селения существовать мирно не способны по определению.
Сарутоби через силу подтянулся к спинке кровати, чтобы облокотиться на нее спиной и говорить в сидячем положении.
— Если ты понимаешь это, почему пошел против? Дело ведь не в чести, и не в клятвах.
— Потому что вы не желаете учиться на своих ошибках. Из поколения в поколение грызетесь, сами не понимая, за что. Из года в год грызетесь, пытаясь откусить друг у друга ценный кусочек ресурсов, чтобы было с чем участвовать в новой войне. А затем снова воюете, чтобы снова распределить между собой ресурсы, которые будете скапливать до следующего раза.
Уингу поднялся, прошел до окна.
— Вы из года в год учите своих детей только сражаться. Все развитие стоит на том, чтобы придумать новое оружие, придумать, как половчее убить противника, как половчее сдохнуть, унеся с собой побольше врагов, — он замолчал, посмотрев на небо, — у меня будет ребенок, Хирузен.
— Поздравляю, — бросил Сарутоби.
— Не с чем. Потому что мне все равно придется учить его сражаться. Сомнительно достижение — становить отцом первоклассного убийцы.
Хирузен засмеялся, закашлявшись.
— Ты идеалист. Каким был и Минато.
Като хмыкнул:
— Ирония, верно? Он ведь тоже пару тысяч человек на тот свет отправил, да?
— Это так. И именно вы всей душой отрицаете свое предназначение.
— А знаете в чем еще большая ирония? В Наруто. Мальчишка добр, и носит в себе оружие, куда страшнее моего. И я не идеалист. Но убивать уже надоело. А вот вы с Данзо и на старости лет никак не успокоитесь. Мало еще? Жажда убийств еще не отпустила.
— Мы действуем на благо Конохи.
Като отмахнулся:
— Отмазка. Я практически сровнял Суну с песком. Как? Стало в Конохе лучше жить? Все сразу стали счастливыми? Все подобрели, да? Нет. Та же стая голодных собак, дерущихся по поводу и без.
Хизурен хрипло хмыкнул:
— А ты считаешь себя лучше нас?
— Хуже, я намного хуже. Я осознаю, в каком дерьме мы все варимся, в отличие от вас. Но все равно продолжаю делать тоже, что делал раньше.
Джоунин вернулся на свое место, снова сев рядом с кроватью. Сарутоби видел только темный силуэт, и более ничего.
— Ну, так как? Как вы себя ощущаете? Без этих "во благо деревни" и прочей херни? Как ощущает себя тот, кто готов убить собственную ученицу?
Старик поморщился.
— Приятного нет.
Тон Като стал презрительным.
— В вас еще есть что-то человеческое? От того, что вы осознаете, какой мразью являетесь, но все равно делаете, мне еще противнее. Вы когда-то казались мне достойным уважения. Тогда я еще не знал о Корне и всей подноготной политики Конохи. Профессор. Величайший шиноби своего времени. Но, чем больше я о вас узнавал, тем больше сомнений во мне возникало. Столько дерьма произошло за время вашего правления. Затем я узнал о Корне. И мне даже показалось, что вы сдерживаете порывы старика Данзо.
— Побольше уважения, — грозно прошипел Хирузен.
Като скривился: